Сегодня – День солидарности в борьбе с терроризмом. 20 лет назад в североосетинском Беслане произошел страшный теракт: в школе № 1 боевики захватили заложников. Сейчас там идут траурные мероприятия, на которых побывал корреспондент «Петербургского дневника»
В этом году для всех российских школьников первым днем учебы стало 2 сентября – День знаний выпал на воскресенье. Но в Беслане в этот день праздновать что-либо – немыслимо. Накануне здесь началась трехдневная вахта памяти. Я пришел на территорию школы № 1 за день до ее начала, 31 августа, вместе с бывшей заложницей Лидой Айляровой. Эта женщина тогда попала в плен к террористам с сыном и выжила чудом. ПОД САРКОФАГОМ Во дворе школы № 1 было пустынно и тихо, ходили охранники, несколько человек стояли у колонн, на которых держится навес-саркофаг, скрывающий разрушенный спортзал. Я был только с самолета, с рюкзаком и легкой сумкой. Охрана вежливо, но твердо попросила меня оставить эти вещи снаружи. Многие в Беслане в канун 20-летия теракта были уверены, что враги России обязательно подготовят им новый «сюрприз». Помещение, где террористы три дня удерживали заложников, сразу после трагедии стало стихийным мемориалом. В 2012 году над залом соорудили кровлю, которая опирается на кольцо колонн, что символизирует собой памятный венок. Из-за этого сооружения создается иллюзия, что спортзал был огромным. Когда же заходишь внутрь, понимаешь: вот эти кирпичные развалины были в 2004-м сплошными стенами и весь зальчик – это пространство меж двух баскетбольных колец. И здесь находились около 1200 человек. «ЭТО НАС И СПАСЛО» «Сначала мы с сыном, как и все, почти полтора дня сидели на полу и очень страдали. Пол был деревянный, жесткий, долго на нем невозможно было ни сидеть, ни лежать. На скамейках террористы разрешали сидеть только матерям с грудными или совсем маленькими детьми. Но потом пришел экс-президент Республики Ингушетия Аушев, увидел их, и после переговоров с террористами женщин с грудничками отпустили. Тогда мы с сыном переместились на эту скамейку. Это нам потом сильно помогло. Когда прозвучал первый взрыв бомбы, заложенной в баскетбольное кольцо, основная ударная волна пошла по центру зала, а мы были слева от кольца. Меня сильно ударило в грудь и в левую ногу, и я завалилась на сына Асика, фактически прикрыв его собой. Думаю, это нас и спасло. Из груди у меня потом долго доставали поражающие элементы бомбы, голень оказалась разорвана, ее тоже пришлось долго лечить», – рассказала 62-летняя Лида. Все стены спортзала – в детских портретах, под ними указан только год рождения:1993, 1996, 1998-й… В коридорах павильона-саркофага – те же портреты погибших детей, но уже в виде рисунков. Во всех оконных проемах спортзала – игрушки: мишки, утята, зайцы. Их до сих пор приносят сюда безутешные родители. «ЖИВУ В СТРАШНОМ СНЕ» Когда я собрался лететь в Северную Осетию, знакомые говорили – мол, трагедии уже 20 лет, там уже давно не все столь остро. 1 сентября я понял, что это не так. Утром двор школьного мемориала оказался заполнен людьми: пришло руководство республики, высшее духовенство, силовики, общественники – всего больше тысячи человек. К девяти утра все они выстроились в каре, стояли и просто молчали. В звенящей тишине было слышно, как в воздухе стрекочет коптер, снимающий церемонию сверху. Ровно в 9:15, в момент, когда 20 лет назад здесь раздались первые выстрелы, прозвучал школьный звонок, от его звука многие вздрогнули. Затем началась мемориальная линейка. По периметру двора встали дети, родившиеся годы спустя после трагедии. Рядом с ними стояли взрослые и пожилые люди – бывшие заложники, выжившие в теракте. Все они держали таблички с фотографиями детей – тех, кто погиб. Под траурную музыку ребята и взрослые с портретами в руках пошли в школу № 1. В свой спортзал. Эмоциональное напряжение достигло пика – многие заплакали прямо во время шествия. В зале их встречали рыдающие женщины, выстроившиеся вдоль стен. Плакали не только женщины, но и мужчины – и силовики, и гражданские. В этом жутком месте никто не стеснялся своих чувств. Чья-то бабушка в черном, сидевшая у стены, страшно кричала-причитала – она звала мертвую внучку, у нее случилась истерика. Это был какой-то апофеоз горя. У меня в горле стоял комок, я был рад, что надел темные очки... Церемония показала: за 20 лет люди в Беслане, да и во всей Северной Осетии, не только не стали относиться к трагедии спокойнее. Наоборот, сейчас, с годами, она начала восприниматься в каком-то смысле острее и болезненнее. Рядом со мной стояла женщина лет пятидесяти пяти, в черном, черная от горя: у нее в 2004-м в теракте погибла единственная 12-летняя дочь. «С тех пор я живу как в каком-то страшном, непрекращающемся сне», – вполголоса сказала она.