В Чечне и других северокавказских республиках молодых женщин продолжают принудительно выдавать замуж и заставляют их соблюдать "традиции", которые резко ограничивают для женщин возможности учебы, работы, развода в случае семейного насилия и самостоятельного выбора партнера.
Перед прочтением, пожалуйста, подпишитесь на канал Кино, вино, домино! Прочитав, оставляйте свои комментарии, лайки/дизлайки. Это помогает создавать качественный контент
Также, согласно докладу Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем "Кавказ. Мир. Развитие", в регионе до сих пор практикуются "убийства чести".
По подсчетам издания "Кавказский узел", в регионе в 2023 году были вынесены приговоры по 31 убийству женщин. 22 из них были совершены именно по мотивам "убийства чести" – за "позор", "аморальное поведение", "по нашим традициям" и так далее. Нередко "убийство чести" становится инструментом запугивания девушек, открывая возможность для совершения и сокрытия других преступлений, например изнасилований и вымогательств.
Корреспондент поговорил с чеченкой Адой (имя изменено). Девушке грозил принудительный брак по воле ее родителей, но она смогла уехать из чеченского села сначала в Петербург, чтобы учиться в вузе, а в итоге сбежала от родных за границу и теперь живет в Европе. Она рассказала, что в ее селе произошло несколько таких убийств в последние годы:
"Все знали, что это сделали родственники, но никто об этом открыто не говорил. Эти истории даже не обсуждались полушепотом, они просто были частью реальности, частью нашей жизни", – сказала чеченка.
****
Ада (имя изменено по просьбе девушки в целях безопасности) родилась и выросла в одном из чеченских сел. Она рассказывает, что жила в семье с патриархальными нравами, где безусловное подчинение женщины воле отца, мужа, братьев было нормой. Такой же нормой были и жестокие наказания за малейшие отклонения от этой нормы, даже если "непослушание" состояло в простом выражении вслух своих мыслей.
Ада говорит, что стала задумываться о побеге, когда прочла об общественной реакции на вероятное убийство чеченки Седы Сулеймановой.
Седа Сулейманова сбежала в Петербург от родных. Летом 2023 года ее родственники при помощи чеченской полиции похитили ее в этом городе и насильно перевезли обратно в Чечню. Друзья Седы и правозащитники полагают, что ее родственники могли совершить в ее отношении "убийство чести" – распространенную на Северном Кавказе практику ритуального наказания членов семьи за отклонение от ультраконсервативных культурных норм.
Благодаря массовым обращениям в Следственный комитет и широкой общественной кампании в марте 2024 года отделение СК в Чечне все же возбудило уголовное дело по поводу убийства девушки. Но никаких результатов следователи так и не добились.
Тем не менее, по словам Александры Мирошниковой, пресс-секретаря организации "СК СОС", спасающей жертв насилия, эффект от огласки дела Сулеймановой все же был: о возможности спастись узнало много других жертв домашнего насилия.
"Я бы сказала, это "эффект домино". Любой публичный случай приводит к увеличению числа поступающих к нам заявок. Дело в том, что люди, возможно, давно хотели сбежать, а затем услышали про кейс Седы и поняли, что спастись возможно, и теперь приходят к нам, – говорит правозащитница. – Они узнают про "убийства чести" не из прессы – они растут в среде, где это является разновидностью нормы. Даже если это случается нечасто, если они живут в благополучных семьях, где их не тронут, они все равно слышат истории из разряда "дядя по маминой линии убил свою дочь – и ему ничего за это не было".
"Но, когда случаются громкие, публичные случаи, они видят реакцию на это за пределами своего общества. Видят, что люди это, оказывается, не одобряют, – подчеркивает Мирошникова. – И видят, что даже депутаты Госдумы не в восторге от ситуации и называют "убийства чести" дикостью".
19-летняя Ада говорит, что ни одна девушка в ее селе не могла похвастаться свободой выбирать, как ей жить, даже если они были по-своему счастливы в своей семье.
"У меня были подруги, к которым в семьях относились не так строго, но и там патриархальные ценности были доминирующими. У моих же родственников главной ценностью была честь семьи и подчинение женщин мужчинам. В глазах моих родителей моя жизнь должна была выглядеть так: я обязана быть послушной дочерью, потом – хорошей женой и матерью, живущей для семьи и в интересах мужа, – рассказывает она. – Вся моя жизнь должна была быть подчинена этим правилам, и любое отклонение от них считалось позором для всей семьи".
Об убийствах женщин в Чечне за "позор" Ада тоже знала – и не из статей в интернете.
"В нашем селе было несколько случаев "убийств чести". Одна из девушек сбежала из дома, и ее нашли мертвой через пару месяцев. Все знали, что это сделали ее родственники, но никто об этом открыто не говорил, – рассказывает она. – Другой случай – когда девушку насильно выдали замуж. Она пыталась сопротивляться, и ее убили за "позор". Эти истории даже не обсуждались полушепотом, они просто были частью реальности, частью нашей жизни".
Ада уверена, что и ее семья тоже рано или поздно пошла бы на ее убийство: по ее словам, понятия "чести" и "позора" были постоянным основанием для того, чтобы ее избить или применить в отношении нее другие виды наказаний. Если девушка была с чем-то не согласна, ее били и запрещали ей выходить из дома. Наказать могли и за то, что она просто поговорила с кем-то вне семьи.
Ада рассказывает, что, как только ей исполнилось 18, она решила бежать.
"Когда мне было 17, меня решили выдать замуж за мужчину, который был на 10–12 лет старше меня. Я его не знала, и у меня не было никакой возможности пообщаться с ним до брака. Это был один из знакомых нашей семьи, и он, очевидно, полностью соответствовал ожиданиям моих родителей, – вспоминает чеченка. – Когда я отказалась за него выходить, это вызвало у моего брата и отца ярость. Они били меня и кричали, что я "опозорила" их своим отказом. Это было очень больно, не только физически, но и морально".
"Я чувствовала беспомощность и ужас от того, что они могли сделать со мной. Это был как раз тот момент, после которого я окончательно поняла, что, если не сбегу, меня либо сломают морально, либо убьют за неповиновение", – подчеркивает она.
Ада говорит, что ее мать не участвовала в насилии в отношении дочери, но и не стремилась ей помочь, потому что сама была напугана. Избиение за отказ соглашаться на брак стало, по словам Ады, для нее "точкой невозврата".
Девушка решила уехать из Чечни и поступила в институт в Петербурге – на таких условиях родители были согласны ее отпустить.
"Я ухватилась за эту возможность как за единственный шанс начать новую жизнь. Университет стал для меня прикрытием, благодаря которому я смогла вырваться из дома", – говорит она.
Ничего удивительного в том, что Аду вдруг отпустили, нет, говорят правозащитники. По всей видимости, родители решили, что смогут управлять дочерью и контролировать ее через живущих в городе родственников, а в случае неповиновения планировали воспользоваться дружескими связями отца Ады в полиции.
По словам Александры Мирошниковой, практика такого "надзора" на расстоянии в чеченских семьях довольно распространена.
"Поэтому, когда люди сбегают из дома или уезжают куда-то с разрешения родственников, например в Москву или Петербург, у семьи в этих городах всегда есть в местных диаспорах близкие или знакомые, которых они просят присмотреть за ребенком, чтобы он там не "наломал дров". Есть, например, еще известный "кейс Айшат". Она жила у своих тетушек – это была форма контроля, чтобы не выпускать ее из виду, – объясняет правозащитница. – А когда она ушла из дома и сняла себе квартиру, родственники ворвались к ней, избили и увезли обратно в Дагестан. И это тоже распространенная практика".
"У нас было много случаев, когда по поводу беглеца на уши поднимали всю местную диаспору и приходилось перевозить человека в другой город. Поэтому девушкам из республик Северного Кавказа небезопасно оставаться в России", – подчеркивает она.
Уехав из Чечни, Ада понимала, что ей нужно ехать дальше, прочь из страны. Еще до переезда в Петербург она связалась с активисткой-правозащитницей Герой Угрюмовой, руководительницей эмигрантской правозащитной организации "Искра".
"Я боялась шума и не хотела огласки. Некоторые сбегали с помощью громких дел и правозащитников, но я знала, что, если моя история станет слишком известной, моя семья будет искать меня с удвоенной силой, – объясняет Ада. – Мне нужно было найти свое место, где я была бы в безопасности, но не слишком на виду".
По словам Геры Угрюмовой, правозащитники помогли Аде открыть аккаунт на "Госуслугах" и заказать заграничный паспорт. К счастью, девушке удалось получить паспорт всего через месяц: это редкость для тех, кто родился в Чечне, обычно этих людей подвергают дополнительным проверкам.
Бежать Ада решила в Италию.
"У Ады не было визы (в страны ЕС), а в Италию пускают транзитом, и есть шанс запросить убежище, – объясняет логику поступков чеченки Угрюмова. – И в Италии предоставляют специальную защиту жертвам домашнего насилия. В-третьих, мы знаем итальянский язык и можем поговорить с пограничниками, английский они не особо понимают".
Ада говорит, что очень переживала по поводу поездки: она никогда раньше не была за границей. Но страх быть пойманной был сильнее.
Чтобы не вызывать лишних подозрений, Рим был обозначен в ее билете лишь как транзитная точка: девушка летела по маршруту Петербург – Стамбул – Рим – Каир.
"Полет был очень нервным. Я боялась, что что-то пойдет не так на границе или что кто-то узнает о моем побеге. Но, к счастью, никаких серьезных проблем не возникло, – рассказывает Ада. – В Стамбуле мне предложили пересесть на прямой рейс до Египта, но Максим (тоже сотрудник "Искры") перевел им, что я хочу побывать в римском duty-free в аэропорту, и меня пустили на самолет в Рим".
Уже в Риме Ада нашла пограничников и связала их с Угрюмовой.
"Приезжает человек, обычно говорящий только на ломаном английском. Мы его сразу предупреждаем, что, как только будут пограничники, все, нужно нам позвонить. Общаемся с ними уже мы, объясняем, что вот человек из России, вот такая ситуация, – объясняет правозащитница, как они действуют в таких случаях, как у Ады. – Мы помогаем заполнить анкету – имя, фамилия, как на визу, родственники, работа, возраст, образование и так далее".
"После этого варианта два. Если есть сотрудник на месте, который заполнит бумажку и отдаст, то человека сразу с ней отпускают в город. Если нет, то ждут этого сотрудника. Он приходит, ставит печать, подпись, заполняет уведомление о том, что нужно в течение пяти дней явиться в полицейский участок. Ну и все. Дальше отпускают", – объясняет процедуру Угрюмова.
Из аэропорта Рима Ада сразу отправилась в местный Центр для жертв домашнего насилия. Местные правозащитники и общественность, по словам представителей "Искры", имеют представление о проблемах чеченских девушек, так что к беглянкам относятся тактично и заботятся о них.
Сейчас Ада живет в центре для жертв домашнего насилия. Впереди у нее подача документов на предоставление ей убежища (в Италии через эту процедуру нужно проходить трижды) и языковые курсы, после окончания которых Ада сможет официально искать работу.
"После побега я чувствовала одновременно и облегчение, и страх. Свобода давала мне силы, но тревога не покидала меня, – говорит Ада. – Я все еще боялась, что меня найдут, что я не смогу спрятаться от прошлого. Но с каждым днем я начинала чувствовать себя сильнее".
"Мне и здесь помогают, и в "Искре" сказали, что я могу к ним обратиться, если будет что-то нужно. Это непростой процесс, но я верю, что смогу адаптироваться, – надеется Ада. – В первое время я буду скрывать свое настоящее имя, чтобы защитить себя. Возможно, позже, когда почувствую, что мне больше ничего не грозит, я смогу быть более открытой".
Пока девушка учит итальянский и ищет работу, чтобы стать независимой. Выходить на связь со своей семьей она не хочет – считает, что это слишком опасно, особенно учитывая мировоззрение ее родственников и вероятность насилия в случае контакта.
"Хотя, говорят, некоторых через год-два начинает тянуть домой, но я пока думаю, что так будет лучше", – рассуждает она.
По словам Александры Мирошниковой, риск для беглецов с Северного Кавказа за границей все равно сохраняется, пускай и в меньшей степени. Особенно опасно для них жить в странах с большой диаспорой (чеченской, дагестанской и т. д.) или тех, куда есть доступ без визы.
"До этого у нас не было прецедентов, чтобы девушку насильно забирали обратно из-за границы, но попытки такие были, например, в Армении, – подчеркивает Мирошникова. – Но даже в европейских странах с визовым режимом возможна другая ситуация – когда девушек, рожденных в Европе, насильно увозят в Россию, как в случае Селимы Исмаиловой, которую увезли, хотя она не знала никаких языков, кроме немецкого и чеченского. Но обычно родственники не похищают девушек, а просто уговаривают, например, зовут на похороны бабушки, а потом ее уже не отпускают".
"Поэтому при любой попытке семьи насильно увезти человека обратно нужно поднимать шум и обращаться в правоохранительные органы", – подчеркивает правозащитница.
"Тем не менее шанс у беглянок жить в другой стране открыто, под своим именем есть. Есть те, кто дают интервью, называют себя, пускай и не раскрывают свою локацию. Некоторые даже считают, что публичность – залог их безопасности, поскольку в случае попытки похищения СМИ уже про них знают. Но это личный выбор каждого, – говорит Мирошникова. – Но чаще всего наши подзащитные выбирают жить тайно не столько для себя, сколько для того, чтобы не создавать проблемы родственникам, которые, например, помогли им бежать. Или же чтобы их никто не трогал и не писал гадости".
"Также у нас есть случаи, когда люди меняют имена не только для безопасности, но и чтобы начать жизнь с чистого листа. И фамилии тоже – им так психологически комфортнее", – замечает она.
Правозащитники подчеркивают, что широкая огласка случаев успешных и даже неуспешных побегов очень важна: благодаря ей другие девушки начинают понимать, что насилие ненормально и что, сбегая, они столкнутся не только с осуждением в своей среде, но и с поддержкой извне, что им могут помочь. Недавно домашнее насилие было признано основанием для получения убежища в Евросоюзе. И хотя пока неясно, как это будет работать на практике, замечает Мирошникова, но для кавказских девушек знание, что можно получить защиту от насилия и смерти, уже влияет на их желание обратиться за помощью и уехать в безопасное место.